Испанский режиссер Хулио Медем с легкостью тореадора управляется с горячими психологическими экзерсисами, пылкой нагой фактурой, неприступными пейзажами райской красоты, квазифилософскими и мистическими сюжетами. За ним укрепилась репутация мастера широкого профиля, которому по плечу пасторальные поэмы, остросюжетные мистерии, знойные мелодрамы. При этом кино Медема существует несколько над жанром - привкус его историй неизменно отдаёт ароматом магического реализма и сытной фабульности.
Он родился в Сан-Себастьяне 21 октября 1958 года. По отцовской линии в нём течёт валенсийская и германская кровь, предки по материнской линии жили во Франции и испанской половине Страны Басков. Юный Медем получил первый опыт самостоятельных съёмок ещё в отроческие годы – отец снимал на 8-мм камеру семейные праздники. К моменту полнометражного дебюта за плечами режиссера был опыт ведения киноколонки и актив из нескольких короткометражных лент, отмеченных бодрыми отзывами локальной критики.
Дебютная работа Коровы (1991) до сих пор остается непревзойденным произведением в биографии испанца. История про вражду двух баскских семей получилась одновременно изысканной и простой, барочной и фольклорной. Горячие отношения трёх поколений двух соседских кланов вернее всего было ожидать в социально-политическом аспекте, но дебютант делает почти невозможное, предлагая кино забытого ныне романного размаха (новеллистская структура была выражена ещё и делением фильма на главы). Медем вступает в мир большого кино уверенной поступью. Он не опускается до морализаторства, а поддерживает чудесный миф об идиллическом крае Гипускоа, нетронутая природа которого уподоблена столь же первозданным человеческим отношениям. Автор показывает быт и войну зрением коровы, в зеленом зрачке которой, растиражированным на постерах к фильму, отражаются любовь и ненависть, добродетели и пороки, жизнь и смерть божьих тварей. Отстранённый подход делает кинотекст не просто историческим романом, но и попыткой прикоснуться к абсолюту, который не ведает мира и войн, костра амбиций и бытовых дрязг. Автор Коров сразу был причислен к сонму знатных киноиспанцев (Эрисе, Саура, Берланга), чьи фильмы содержат мысль и изобразительную свободу, отмечены широким дыханием. Тем не менее, Коров проморгали все крупные отборщики - фильм прошёлся по фестивалям второго эшелона (Токио, Турин, Монреаль, Москва), получив восторженную прессу и главные призы; на родине Медем удостоился "Гойи" как лучший дебютант.
Через год Каннский фестиваль призвал Медема и поощрил 35-тилетнего режиссёра "Призом юности" за мистическую историю Рыжая белка (1993). Второй фильм - о запутанных лирических отношениях с сексуальным влечением, бременем памяти и взбрыком гендерной темы - дал понять, что певцам темпераментного кино, таким, как Педро Альмодовар и Бигас Луна, придётся потесниться. Медем проявил себя иначе, нежели в Коровах, акцентируя внимание на оттенках чувств и таинственной подоплеке романа девушки, потерявшей память в автокатастрофе, и случайного очевидца происшествия, который использовал травму, чтобы навязаться ей в любовники. Кажется, что герои заигрывают не столько друг с другом, сколько со зрителем – динамика сюжета и стихийность событий удачно сочеталась с европейской рефлексией о проблемах взаимопонимания.
Фрагмент фильма "Коровы" (1991)
Астральным эпосом Земля (1996) Медем поднялся на новую высоту, окончательно утвердив свою кандидатуру в качестве одного из талантливых наследников традиции поэтического авторского кинематографа. Иррациональная инопланетная красота рыжих пейзажей и сотворение Медемом гипнотического мира, в котором люди представлены как кочующие по небосводу космические тела, действовали безотказно. Героини фильма через одну носят имя Анхела; главный герой – тоже Анхел, одержим исследованиями жучков, которые придают вину вкус земли. Он слышит голоса, поддерживает связь с космосом, разрывается между двумя женщинами. Мало кому удаётся вписать лирику в плоскость метафизики. Медем усидел на двух стульях, или точнее сказать, завис, как его лучистые ангелоподобные герои, где-то между землёй, при взгляде с высоты птичьего полета, и чернотой вечности. В прицеле на бесконечность он совпадал со своим коллегой по конкурсу Каннского кинофестиваля Ларсом Фон Триром. Но Рассекая волны, как и Земля (самые достойные номинанты Канн-1996) проиграли концептуально противоположной английской социалке Тайны и ложь.
Тем не менее, Земля стала одним из ориентиров качественного европейского артхауса, для которого важно гармонично состыковать детали чувственной культуры и экзальтированной образности (пусть и не без химерического наполнения). Толковые кинозрители назвали фильм в числе лучших работ года, а рецензенты упражнялись в заумной эссеистике, щеголяя пробунюэлевским заголовком - "Ангел-истребитель".
Земля, являясь вещью в себе, несла такой потенциал интерпретаций, что режиссеру пришлось объяснять жаждущим истины, о чём, собственно, его фильм. В своем обращении, которое было облечено едва ли не в форму манифеста, Медем посмеялся над обожествлением умозрительности и упоением красотой холодного космоса. Автор призвал не гнаться за звёздными далями, а попытаться обрести радость на том островке Земли, на котором сподобилось родиться человеку. Будучи человеком последовательным, режиссёр стал проводить эту максиму в жизнь собственноручно, вызвав сдержанные оценки эстетской мелодрамой Любовники полярного круга (1998) и кислые физиономии - фильмом Люсия и секс (2001). Невидимые глубинные пласты были оставлены в покое, а в фокус взят видимый калейдоскоп отношений. Автор отказался от работы с дуэтом Кармело Гомес – Эмма Суарес (Коровы - Рыжая белка - Земля) и явил традиционное для испанского кино обнажение страстей при одновременном отстранении от них - то ли в силу личной иронии, то ли вследствие профессионального снобизма. Ведь режиссер получил медицинское образование, и специалисты утверждают, что в его фильмах, как следствие профессиональной деформации, всё ярче проявляется Медем-психолог.
Кадры из фильма "Беспокойная Анна"
Но Медем не только доктор, он ещё и баск, от которого муниципальные власти всегда ожидают провокационных выходок. Долгое время Медему удавалось избегать упрёков в политизированности, но после неигрового фильма Баскский мяч: кожа против камня он получил сполна от консервативных кругов Испании. Сначала на 51-м МКФ в Сан-Себастьяне разгорелся скандал, вызванный политической опрометчивостью автора, который склеил в одном фильме интервью 70-ти человек, имевших отношению к извечному конфликту государственной власти и баскских сепаратистов. Соседями по фильму оказались идейные враги, некоторые участники позже отказались от своих слов, что послужило поводом в обвинении режиссера как подстрекателя и манипулятора. На очередной церемонии вручения премий "Гойя", прошедшей в Мадриде, работа Медема была демонстративно проигнорирована. На режиссера ополчились разные общественные силы – от министерства культуры до ассоциации жертв терроризма; ход церемонии вручения премий "Гойя" сопровождала акция протеста против номинирования "Баскского мяча" в категории "лучший документальный фильм". Медему удалось привлечь внимание международной кинообщественности к этнополитическому конфликту, хотя мимикрия художника была прохладно встречена киноманами, желающими видеть "старого" Медема – того, который рассказывает о желаниях и страстях с высоты мифоэпических категорий и удаленного от злободневной прямолинейности. Зрители получили, что хотели: последний на сегодня опус Беспокойная Ана (2007) вызвал упрёки в самоповторах и легкомысленности испанца. Тем не менее, будем надеяться, что звезда Медема не только не потускнела, но ещё и не достигла своего зенита. Ведь в Испании самые выдающиеся режиссеры – Луис Бунюэль и Педро Альмодовар - обрели второе дыхание и подлинную славу только после 50 лет.
источник